|
Кате Петровой
приснился сон, как она кормит грудью
свою дочь Таню. Наяву Катя! кормила
дочь всего один раз. И видела один
раз. У Тани были впалые щечки и
прозрачные веки без ресниц. Она была
завернута в
 одеяло с головой, как-то
криво и неумело, отчего одно ушко у
нее было голым, и в треугольном
вырезе одеяла виднелась красная
морщинистая шейка. Таня сосала
урывками, то и дело засыпая, и так и
не открыла глаз. Катя не узнала,
какого цвета у нее глаза...
Рано утром Катя ушла из роддома
прямо в халате и тапках, оставляя на
тонкой пелене первого снега
бесформенные черные следы. В
одинокую неустроенную жизнь Кати
ребенок не вписывался. Через неделю,
обманывая свою совесть, Катя
написала заявление, что временно
отдает свою дочь, Таню Петрову (имя
написалось само собой), в Дом
ребенка. Ей сказали, что мест в Доме
ребенка нет, и Тане придется
какое-то время жить в больнице. Она
подумала, что в больнице Тане будет
лучше, чем в общежитии, где она
никому не нужна. О том, что Таня
будет нужна ей, Катя не подумала.
Она не испытывала к дочери никаких
чувств.
...
Когда она вышла из церкви, все стало
просто и понятно. На другое утро
Катя пошла в Дом ребенка. То, что
она услышала, не укладывалось в
голове. Таня жила в больнице. Ее
очередь в Дом ребенка еще не
подошла. Катя шла по почерневшим уже
осенним листьям, пытаясь осмыслить
услышанное. И не могла. Конечно,
тогда ей сказали, что Тане придется
пожить в больнице. Но она не придала
этому значения. Пожить - это неделя,
месяц... Но год? Два года?!
...
Участливо выслушав сбивчивый Катин
рассказ, усталая пожилая
женщина-врач осмотрела Таню,
выписала витамины, сказав, что
лекарствами Таню накормили на всю
жизнь... Уходя, добавила, прямо
посмотрев в глаза Кате: «Сможешь
полюбить - вылечишь!».
...
Но нет. Не хватает чего-то ей.
Молчит сердце. Только Катя не теряет
надежды, ждет. Два года ждала ее
Таня. Будет и Катя ждать. Сколько
надо, столько и будет.
Как-то утром в дверь постучали. На
пороге стояла женщина, лицо которой
показалось Кате знакомым. «Вы
приходили к нам в Дом ребенка», -
сказала женщина, представившись.
Катя вспомнила. Женщина начала
говорить. Она говорила медленно,
тщательно подбирая слова. И по мере
того, как она говорила, на Катю
находило оцепенение.
«Ваша дочь, Таня Петрова, - говорила
женщина, - умерла в возрасте восьми
месяцев от пневмонии. Вам должны
были сообщить. Не понимаю, почему не
сообщили...»
И Катя не понимала. Она оглядывалась
на кроватку, где, переминаясь с ноги
на ногу, стояла ее дочь, Таня
 Петрова,
и ... не понимала!
«Ну как же вы не поймете? -
огорченно повторяла женщина.- Эта
девочка тоже Таня Петрова, но это
совпадение. Она - подкидыш, ее нашли
на больничном крыльце. Ей и возраст
примерно определили, и назвали
произвольно. А ваша девочка
умерла... Произошла путаница с
документами...»
Катя остановила ее слабым жестом.
Она поняла. Она все теперь поняла.
Ее девочка, ее дочка, Таня Петрова,
умерла больше года назад. Ее давно
нет. Катя опустилась на стул. Она
вдруг почувствовала страшную
усталость.
«Я должна забрать девочку, -
осторожно сказала женщина. - Вам
придется пойти со мной, нужно
оформить документы».
«Ее сейчас снова в больницу?» -
ровным голосом спросила Катя. «Я же
объясняю вам, - удивилась женщина, -
подошла ее очередь в Дом ребенка.
...
Катя уходила по заснеженной
тропинке, прижимая к себе Таню. Она
шла все быстрее, потом побежала и
бежала всю дорогу до дома. Войдя в
комнату, она заперла за собой дверь,
путаясь в петельках и шнурках,
раздела Таню, посадила ее в кроватку
и без сил опустилась на стул. Потом
достала бумаги и, внимательно
прочитав их, начала сначала
медленно, а потом все быстрее и
быстрее разрывать листки на
маленькие, совсем крохотные кусочки,
чтобы нельзя было прочитать ни одной
буквы. Затем, вытерев ладонью мокрое
лицо, она повернулась к Тане.
Разрумянившаяся с холода девочка, с
одной единственной слезинкой на
щеке, весело глядела на нее из своей
кроватки. «Мама!» - сказала Таня.
Потом повернулась к окну, на
котором, тараща голубые глаза,
сидела кукла, и, ткнув в нее
пальчиком, сказала: «Катя!» - и
засмеялась. |
